Понедельник

Часы на микроволновке показывают 0:51. Врут. На деле едва ли девять вечера. Даже механизм, без чувства и сознания, научился врать. Еще бы – он создан человеком. Ничего удивительного. В окно вырывается дым, во дворе-колодце темно, как будто строго посередине зияет провал в неизвестность – туда не добивает ни один фонарь.

Никого. Только нагромождения этажей. Из темноты плачет котенок. Ему страшно и одиноко, но я не выйду к нему – не смогу. Стоит мне выйти, как я окажусь на его месте – в кромешной темени, скрывающей чудовищ, под равнодушными взглядами из окон. Никто не поможет, случись со мной что. Никто не выйдет из укрытия, куда загнала темнота. Хлопает подъездная дверь, и котенок замолкает. Все кончено?

Пожалуй. Ничего хорошего с ним не могло произойти. Только не здесь.

Может быть, где-то и существует рай – безмятежность, теплое море, теплый песок, теплые разговоры до утра. Может быть, где-то нет страха, потому что нечего бояться. Или эти картинки с пальмами и закатом тоже врут, играют на контрасте. Говорят: «где-то, за тысячи километров, есть рай, но туда тебе не добраться». Чтобы добраться, нужно просто выйти в темноту. На этом все кончится.

В квартире меня встретил открытый кран. Могло быть и хуже – залило бы соседей до первого этажа, и они непременно пришли бы устроить суд Линча. Удивляюсь – когда я уходил, вентиль был закрыт, не выпуская даже капли.

В тишине подъезда маленькая девочка зовет маму – долго и отчаянно. «Мама! Мама!» - хнычет она, выбиваясь из сил. Мама молчит. Может, ее тоже нет? Я даже не знаю, живут ли в моем подъезде маленькие девочки. Возможно, что-то вышло на охоту, играя на самом примитивном, но сильном инстинкте. Какая-нибудь мать, обезумевшая от горя утраты, обязательно откроет дверь, узнав в жалобном зове свою дочь – убитую, изнасилованную, найденную распухшей и обглоданной рыбами в городском пруду. И – любовь стоит ей жизни. Любовь уносит больше жизней, чем диктаторы и серийные убийцы.

Я не собираюсь открывать, нет. Другой вопрос волнует меня больше – закрыта ли дверь? Я был уверен на все сто, что и кран закрыт, потому поднимаюсь с дивана, и тихо, стараясь не шуметь, надавливаю на ручку. Щелчок. Тишина. Все в порядке.

Все в порядке? Кто-то снаружи давно втягивает ноздрями мой страх, и скалится в злорадной усмешке. Можешь убеждать себя сколько угодно в надежности замков – если ты боишься, то уже пропал. Игра идет не по твоим правилам.

В детстве я любил играть в прятки во дворе, особенно когда начинало темнеть. Я знал – темнота укроет меня, растворит в себе, потому забирался в самые черные провалы заброшенных зданий и ощетинившихся кустов. Там меня никто не найдет – не решится. Но однажды, в тишине давно пустовавшего магазина, я услышал, как навстречу мне катится жестяная банка из-под пива, и подумал – кто укроет меня от темноты, если она решит завладеть мной? С тех пор я больше никогда не играл в прятки.

Достаю из холодильника сэндвич с колбасой и сыром. Лист салата начал чернеть. Ну и пусть. Холод делает вкус концентрированным, каждый кусочек отогревается во рту и раскрывается в полной мере. Поставить чайник или нет? За шумом закипающей воды можно не услышать шагов за спиной, скрипов в соседней комнате, хриплого дыхания в ванной. Хочу ли я слышать все это? Нет. Потому щелкаю чайником и наблюдаю за мягким светом и движением пузырьков. Кипящий аквариум, да и только.

Почему я не вхожу в спальню? Я понял, что оттягиваю момент, когда поймал себя на рассеянном взгляде в телевизор, показывающий только помехи. Я чувствовал, как воспаленные веки горят огнем, жаждой сна, но уже второй раз замирал на пороге у закрытой двери. Хватит. Делаю шаг вперед, против всего своего естества. Нельзя бояться в собственной квартире, хотя бы показывать этого нельзя. Меня встретит только прохладная подушка, свежие простыни, и…

- Ты не спишь?

Рука дрожит, и шарит по стене в поисках проклятого выключателя. Голос – знакомый и одновременно нет – доносится из дальнего угла спальни, потому можно целых несколько секунд водить ладонью по обоям, не опасаясь цепких холодных пальцев, которые вот-вот сомкнутся на запястье.

- Все в порядке?

Свет. Спаситель и надежный щит в борьбе с кошмарами, сегодня играет не по правилам. На кровати, моей, черт возьми, огромной двуспальной кровати, застыла девушка, и пялится прямо на меня глазами, подернутыми пеленой. Она мертва, и вопрос «все в порядке?» вырывается из ее посиневших губ, вместе со сгустками крови и личинками мух. Мухи. Это жужжит не трансформаторная будка. Мухи роятся в комнате, то и дело садятся на лицо, руки и плечи, покрытые пятнами разложения, прячутся в спутанных, слипшихся волосах. Плечико майки спадает, едва не обнажая грудь, и девушка собирается встать, угловато изгибая каждую конечность, как будто какой-то безумец вживил непонятные механизмы в недавно выкопанный труп.

- Что с тобой? На тебе лица нет.

Я судорожно хватаюсь руками за свои щеки, нос, губы. Лицо на месте, все так же состоит из кожи и костей, и еще бог весть чего, описанного в учебнике анатомии. Мой обезумевший взгляд случайно касается зеркала в створке платяного шкафа, и застывает – за моей спиной механически движется отражение мертвеца, а значит…

Все реально! Комната рушится, разбивается на сотни осколков, вонзается прямо в меня, не причиняя боли, но ноги отказываются подчиниться, и я падаю прямо на пол, и вижу, как приближается ворс изрядно потертого ковра.

***

Я проснулся в кровати. В открытую форточку врывался прохладный воздух, собачий лай и рокот двигателей машин. Двор-колодец просыпался, и его обитатели, не считая четвероногих, торопились на работу. Мелькнувшее перед глазами видение ночной гостьи подействовало будто бодрящий душ – я сжался в комок мышц и нервов, бросил взгляд вправо. Никого. Приснится же такое! Сон – отражение бессознательного, и если так, то я, наверное, чертов псих. Плевать. Главное, очередная ночь позади.

Яичница шипела и пузырилась на сковороде, масло норовило обдать кожу горячими брызгами. На медленном огне варился кофе, а я завязывал узел галстука, который, должно быть, прекрасно подходит к рубашке.

Снова поймав себя на мысли, что думаю не о галстуке и уж точно не о работе, я решил перепроверить кое-что, дабы окончательно успокоиться. Третий раз за утро! Пожалуй, нужно обратиться к мозгоправу за какими-нибудь таблетками, потому что подобными темпами невроз очень скоро проест в черепе дыру.

Она по-прежнему лежала там – в морозилке, между мексиканской смесью замороженных овощей и лотком с куриными ножками. Кожа покрылась слоем инея, такими своеобразными снежинками, которые вовсе ее не портили. Даже наоборот – скрывали пятнышко крови в уголке губ, делали бессмысленный взгляд более… живым? Холод делает лучше не только сэндвичи.

Дверца хлопнула, а кофе полился в чашку. Черт, опять забыл посолить яичницу. О чем только думал? Наверное, о том, что утро делает все таким нормальным, и от этого хочется насвистывать дурацкую песенку, въевшуюся в голову, и улыбаться каждому прохожему по дороге на работу. Даже в понедельник.